TUT.BY
Сбежавшая из Беларуси 21-летняя студентка рассказывает о погромах в университете, о жизни в Грузии, и о главном вопросе своего поколения: в какую страну белорусы хотят вернуться?
Ия Баратели, для NEWSGEORGIA
На интервью она согласилась не сразу — большеглазая, хрупкая, с русыми волосами, точь-в-точь красавица с коробки конфет минской кондитерской фабрики. Я посчитала ее смешливой: «Я не политик, я разве подхожу?», увлеченной искусством: «А где можно срочно найти флейту, для инсталляции?», и даже беззаботной: «Друзья в Батуми проездом на два дня, давайте все туда поедем!». И вдруг выяснилось, что на самом деле она — серьезная и осторожная: «Я не могу называть имена, их посадят, точно посадят, понимаешь?».
Мы договорились, что изменим или просто опустим все имена и названия. Оставим только то, что навсегда изменило жизнь.
Как мы тебя назовем, какое у тебя любимое имя?
– Пусть будет Алиса. Это не случайно. После начала протестов в Беларуси в 2020 году появился постер, на котором Лукашенко бежит, как будто по Стране Чудес. В моей жизни было так много странного в последнее время, что я иногда так себя и ощущаю — Алисой в «стране чудес» Лукашенко.
Ты тоже участвовала в массовых протестах в 2020 году, против фальсификации президентских выборов. Как это было?
– В начале августа у всех охотников изъяли ружья. Вот у моего отца —тоже забрали. Власти очень боялись вооруженного восстания. С 9 августа, после выборов, протесты уже охватили всю страну.
Люди выходили, потому что верили, ждали перемен. На протестах были максимум коктейли Молотова и камни. Мы наивно ждали, что запад сделает что-то, что какие-то переговоры проведут или даже вмешаются. Хотелось, чтобы пришли какие-то военные и сказали Лукашенко: «Ну хватит, уходи!».
Но, конечно, мы быстро осознали, что все надо делать самим. И все стали выходить, все митинговали, все считали это своим долгом.
«Все» — это кто?
– Я с августа митинговала в областном городе. По выходным во многих городах проходил женский марш — сотни женщин одевались в белое, брали в руки белые и красные цветы – как «бела-чырвона-белы сцяг» – национальный флаг Белорусской народной республики. Этот флаг был государственным в Беларуси после распада СССР, до 1995 года.
А теперь, когда флаг стал символом протестов, Лукашенко его запретил, объявил нацистским.
На протесты выходили семьями, с детьми, выходили старики, студенты. Были марши бабушек: пожилые женщины, которые еле ходили. И их задерживали и избивали. Поэтому когда я говорю все — я имею в виду большую часть общества.
На выборах я сама голосовала не за Тихановского, а за Бабарико.
Когда возглавлять протестное движение стала Светлана Тихановская — жена одного из кандидатов в президенты, это было странно. Но люди поверили Тихановской, и я подумала, что, возможно, так и надо. Сначала никто не чувствовал опасности. Не ожидал, что в изоляторе на Окрестина в Минске будут избиения и убийства. Мы, молодежь, думали: покатаемся в автозаке, всех же не посадят.
У нас в школе был хороший преподаватель истории. Он рассказывал нам про историю Белорусской народной республики в 1918-1919 годах, про восстания Кастуся Калиновского. Некоторые ребята очень заинтересовались. Учитель сразу предупредил, что из-за этого у них
могут быть проблемы.
В 2020 году все это обострилось, потому что молодые белорусы увидели слоченность народа. Когда 400 тысяч человек выходят на улицы, и у них одна идея — попробовать, наконец, какая эта свобода на вкус, тогда чувствуешь, что надо начинать драться, нельзя просто стоять.
Меня тоже не раз задерживали. Мне тогда было 19 лет, из моего университета в Минске меня отчислили, как и многих других — за участие в протестах. Но я и сама уже не хотела учиться в таком вузе.
21-летний минский художник (имя не называется по его просьбе) нарисовал картину «Алекс в стране чудес» – про Александра Лукашенко. Получилось что-то в духе постеров 70-80-х годов. Свою работу парень показал в инстаграме, а потом удалил.
Когда ты решила, что больше не будешь ходить в университет?
– После облавы. В октябре я уже понимала, что отчислюсь, но пришла в университет, посидеть на парах, увидеться с однокурсниками. Обычно у нас не спрашивали пропуска, но тут потребовали. На проходной стояла шеренга милиционеров. Я спросила у вахтера: «А для чего это?» Он ответил: «Для вашей же безопасности, чтобы никто тут митингов не устраивал».
Я зашла и вижу, что студенты в холле поют «Магутны Божа» – это белорусский религиозный гимн, сейчас Лукашенко и его запретил. Я стала петь со всеми вместе. Помню ощущение, что пели мы просто для себя, чтобы почувствовать сплоченность.
Пока мы пели «Зрабі магутнай, зрабі шчаслівай, краіну нашу і наш народ!», к главному входу подъехал автозак. Вахтер открыл им дверь. ОМОНовцы стали хватать студентов, не разбирая, всех подряд — девок, пацанов. Многих били головой об батарею. Моего друга впихнули в автозак ногами вперед. Меня тоже схватили. Нас было не меньше 70 человек, всех забили в два автозака и отвезли в отделение. По дороге нас обзывали гнидами, мразями, говорили, что мы не имеем право плохо относиться к государству, которое нас учит.
Мне очень повезло — об облаве узнала моя сестра, муж которой тогда работал в органах. Меня и нескольких моих друзей выпустили. Но таких, кого «отмазали», было очень немного. У остальных были суды и распределения по разным тюрьмам и изоляторам. То есть за то, что студенты пели, их посадили в настоящую тюрьму.
К задержанным не пускали ни адвокатов, ни родителей. Держали кого-то неделю, кого-то две, кого-то три. И было непонятно, живы ли они, и где находятся. Нельзя было просто позвонить в МВД, и узнать — только неофициально, через знакомых.
Как ты для себя называешь эти события?
– Не знаю даже, я вообще стараюсь об этом не думать. Для меня это был ад.
Когда ОМОН ворвался в универ и студентов стали выволакивать, я помню, что подошел декан. Он ничего не делал, просто смотрел на часы, типа, сколько это еще будет продолжаться… Тогда я поняла, что учиться там больше не буду. Некоторые преподаватели показывали студентам средние пальцы, говорили, что мы дураки, что не знаем, во что ввязались, спрашивали, сколько нам заплатили. Хотя я знаю, что были и такие преподаватели, которые поддерживали студентов, они говорили, что мы — будущее, и правильно делаем, что боремся. Что стало с теми лекторами, кто был на нашей стороне, я уже не знаю.
Ты приехала в Грузию в 2022 году, после начала войны в Украине…
– После того, что случилось в Беларуси в 2020 году, я решила «отсидеться» в Москве. Россия мне тогда казалась ментально ближе. Я была еще совсем ребенком, и вообще никогда не была за границей. Мне предлагали учиться в Варшаве, но я не захотела ехать в Польшу.
У меня было какое-то отторжение, может быть, обида на запад. К тому же, я не могла надеяться на помощь родителей во время учебы, и это тоже было одной из причин.
Когда началась война в Украине… Я даже не знаю, какие слова подобрать. Сказать варварство — мало, скорее, геноцид. Оставаться в России я уже не смогла.
Грузия была самым простым вариантом для релокации, сюда ехали многие мои друзья, для меня это было важно. Я же приехала в Тбилиси с 50 евро в кармане, если бы не друзья, то не знаю, как бы я выжила. Релоканты часто собираются в коммуны, снимают большие квартиры, чтобы меньше платить за жилье, и как-то морально поддерживать друг друга.
Белорусов в Грузии много. Не надо думать, что все они — айтишники, у которых все в порядке с финансами. Мои знакомые, в основном, это видеографы, художники, фотографы.
Не все смогли найти нормальную работу, есть и очень печальные истории. Мне кажется, к белорусам в целом в Тбилиси относятся неплохо. Считается, что мы «хорошие», но «как-то слишком дружим с русскими». Меня часто спрашивали, почему я не дома, почему там не отстаиваю свою точку зрения.
24 февраля 2023 года, годовщина войны в Украине. Беларусы на митинге в Тбилиси, около памятника Руставели.
И кто такое спрашивает?
– Тбилисские таксисты! Это смешно. Они все знают, и как бизнес открыть, и как протестовать…
Как-то раз я села в такси, и водитель спросил, ты что, белоруска? Я говорю, да, а как понял? Он сказал, что у белорусов «какой-то свет в глазах». Я тогда смеялась, а потом подумала, что так и есть. Мне кажется, что все белорусы верят, что вернутся на родину и отстроят там все, что было разрушено.
И чем же все-таки белорусские мигранты отличаются от других?
– У белорусов нет претензий ни к кому. И еще мы ни от кого ничего не ждем. Меня могли на улице обозвать «русской шлюхой» и сказать: «возвращайся в свою Москву!». Я не оправдываю этих людей, но понимаю, что они не обязаны во всем разбираться. Или вот, когда мы в 2020 году не получили поддержку от запада. Мы не жалуемся, хотя обида на запад есть.
А чем ты сейчас занимаешься?
– В Беларуси я увлекалась декором и делала разные авангардные украшения. Когда я переехала, мне стало не до этого. Сначала я несколько месяцев проработала в баре. Там случайно сильно повредила руку, загремела в больницу. Был период очень темный и страшный, когда у меня вообще не было работы. Я уже думала, может, легче вернуться домой и в тюрьме посидеть? Но потом мне повезло, я попала в маркетинговую компанию, и сейчас вполне довольна.
Как планируешь жить дальше?
– Я до конца не понимаю. Есть только стойкое желание вернуться домой. Никто не может сформулировать, что значит «домой», в основном это звучит как «свободная Беларусь». Мы вообще редко говорим на эту тему, боимся заглядывать в будущее. Особенно молодежь. Мы просто пытаемся выжить в эмиграции. Вернуться домой и не попасть в тюрьму – этого уже будет достаточно, чтобы начать разгребать все дерьмо, которое там скопилось.
Я часто плачу. Мне обидно, что у меня нет возможности жить в своей стране, рядом с семьей. Я недавно ехала в гости, и перед нами проезжал свадебный кортеж. Вижу, что там жених и невеста, с ними мама, бабушка, сват, брат, все веселятся. И я подумала, что вот эта девушка — невеста, она может прийти к родственникам, поговорить, пожаловаться или рассказать что-то хорошее. А у меня такой возможности нет, меня лишили семьи. Я уже два года с родственниками даже не созваниваюсь, это опасно для них.
А на что вы надеетесь?
– Это хороший вопрос. Мы все хотим вернуться. И просто по-человечески жить дома, в Беларуси. Но мне кажется, только убрать Лукашенко для этого мало. Там в правительстве еще полно людей, которые хотят быть с Россией.
У меня есть ощущение, что беларусы сами не знают, чего хотят. Мне все чаще кажется, что правы те, кто говорит: «Каждый народ имеет правителя, которого заслуживает».
Вот белорусы хотят, чтобы их просто оставили в покое, не трогали.
Мы всегда были транзитной зоной, и практически никогда не были отдельным государством — мы были то с Польшей, то с Россией, то в совке. Теперь хочется просто закрепить свои границы, и чтобы было грамотное правительство, которое будет поддерживать отношения и с западом, и с Россией. Хотя я понимаю, что это, наверное, утопия.
В Беларуси мы не считаем, как, например, в Грузии, что нам обязательно надо в Евросоюз. Но и в союзное государство с Россией мы тоже не хотим.
А Лукашенко стал уже слишком притискиваться к России. Ну, допустим, это соседнее государство, и с ним надо дружить, это можно понять. Но когда изымают литературу на белорусском языке… Был случай, когда ОМОН ворвался в какой-то книжный магазин, разбил витрину и вывез книги.
Мне иногда кажется, что Беларуси как страны — нет. У нас почти все говорят на русском. Никто не знает истории Беларуси. И все это происходит уже давно. В 1995 году, после замены бело-красно-белого флага на советский флаг «кровь и зелень», началась ассимиляция с Россией, очень плотная. Дошло до того, что Беларусь вскоре должна была стать частью России, Союзным государством. И мы точно этого не хотим. Мы хотим оставаться Республикой Беларусь.
А почему ты не думаешь, что будущее Беларуси — в Европе?
– Не знаю. Нас никогда никто не призывал идти в Европу, стать частью ЕС.
До 2022 года белорусам было довольно просто оформить визы и разрешение на работу в Европе. Можно было ездить, зарабатывать, делать покупки. Поэтому особо не задумывались над интеграцией, она как-то происходила сама собой.
Молодые белорусы тысячами уезжали в соседнюю Польшу, хорошие специалисты ездили на работу и в другие страны ЕС. Но старшее поколение считает, что Европа — это зло. Вот у меня отец, бывший военный, ему 70 лет, он запад ненавидит. Но при этом говорит, что мне прямая дорога — на запад, потому что там больше возможностей.
И, конечно, мы не думали, что Лукашенко станет кровавым диктатором. Люди спокойно годами за него голосовали. А потом не захотели. Но оказалось, что так легко его не сменить.
А теперь, после того, что произошло, ты не думаешь, что нужно было идти в Евросоюз, а не в Россию, где президент тоже не переизбирается?
Ну, сейчас я это понимаю, но в 2020 году никто не думал, что именно в этом было упущение.
И вообще, как нам теперь это поможет?
А что сейчас происходит с паспортами? Лукашенко недавно запретил выдавать новые паспорта тем гражданам Беларуси, которые находятся за границей…
– Да, чтобы продлить или получить новый паспорт, гражданину Беларуси теперь надо вернуться домой.
Мой заграничный паспорт действителен еще несколько лет. Но у меня есть друзья, которые надеялись продлить свои паспорта дистанционно. Им уже позвонили и сказали, что все, даже не думайте, записи в посольствах отменяются, возвращайтесь в Беларусь. А там их посадят. И все мы от этого просто в ужасе.
В самой Беларуси очередь на замену паспорта — от полугода до года. За это время на человека можно «нарыть» так много всего, что уже не выедешь.
Насколько я знаю, за последние два года только в страны Евросоюза уехали около 170 тысяч беларусов. А еще есть США, Грузия, Турция, Армения, много других стран, там цифры не меньше.
Беларусь —небольшая страна, всего около 9 миллионов. И волна эмиграции еще точно не закончилась, еще есть те, кто побежит.
Сейчас очень много таких людей, кому нельзя возвращаться в Беларусь, и у них только одна надежда — на Тихановскую, которая пытается сделать альтернативные паспорта для белорусов, собирается поставить этот вопрос в ООН. Я знаю, что она ведет переговоры, объясняет, что белорусы не поддерживают войну, особенно те, кто уехал. Тихановская сейчас — лицо оппозиционных белорусов.
А если Лукашенко завтра объявит о присоединении к России?
– Я думаю, что мы просто сядем и скажем: Ну все, у нас больше нет дома.
А ты не захочешь вернуться? Может, тогда амнистию объявят?
– Это будет уже не мой дом. Я хочу жить под беларуским флагом, говорить по-беларуски и воспитывать так своих детей. Я очень надеюсь, что украинцы победят, хотя должно пройти много времени, чтобы отношения между нашими странами восстановились.
Сейчас многие в Украине обижены на белорусов. За то, что российское ядерное оружие привезли на нашу территорию, за то, что от нас в Украину вводили военную технику.
Но я точно знаю, что сами беларусы в Украине воевать не будут. У меня есть друзья, которые служат в армии. Они говорят, что никто не собирается штабелями ложиться за Россию. В армию забирают, так скажем, не самых идейных ребят. Но если Лукашенко отдаст приказ идти в Украину, то в армии начнется мятеж.
Мы сейчас на Украину надеемся, верим в ее победу. И хотя я сомневаюсь, что украинцы будут воевать за освобождение Беларуси от Лукашенко, была бы этому только рада.
Источник: www.newsgeorgia.ge
